Макси-хуякси

[marla666]

Тащу макси с ФБ, потому что не могу не! Люблю читать большие тексты, люблю писать большие тексты. К сожалению, он получился немного меньше, чем я планировала, но персонажи не захотели дальше ангститься и юститься, а я не настаивал. Словом, сам себе додал и все такое (сам сплясал, сам нарисовал, сам умилился)). Ах, да: это сиквел к уже существующему тексту. Арты внутри.

Название: Второй шанс
Автор:  marla666
Бета: большое спасибо за предварительную вычитку моей бете с фикбука, а также  Norial и  Rikka_
За прицельное выискивание ляпов и прекрасный окончательный бетинг объятия и поцелуи для  Kohaku_SAI
Размер: 27 000 слов
Канон: Симпсоны
Фанфик является сиквелом работы "Сердце в клетке" (но можно читать и отдельно от него).
Пейринг/Персонажи: Мо Сизлак/Вэйлон Смитерс, намеки на односторонний Монти Бернс/Вэйлон Смитерс в прошлом, упоминаются некоторые канонные и целая куча оригинальных персонажей
Категория: слэш
Жанр: AU, романс, херт/комфорт, драма, юст
Рейтинг: R-NC-17
Предупреждения: описание депрессии и алкогольного дна.
Краткое содержание: Однажды Мо Сизлаку действительно везет, и он становится вполне успешным предпринимателем, выпускающим собственную марку бурбона. Во время одной из поездок в столицу по делам он встречает человека, который уже два года как уехал из Спрингфилда.

Примечания:
- персонажи являются совершеннолетними;
- АУ, фоновая смерть второстепенного персонажа;
- Альтернативное развитие событий серий «Flaming Moe» и “Whiskey Business”;
- авторское описание гипноза и его эффекта;
- вполне жизнеспособно какордиж.

Глава 1. Предчувствие

Стояло раннее утро: безоблачное, солнечное и еще прохладное с ночи. Лето вообще выдалось не очень жарким - температура воздуха не поднималась выше двадцати пяти, ни ливней, ни гроз, никаких неприятных сюрпризов. Идеальная погода для поездки. Мо в очередной раз поправил зеркало заднего вида в салоне и наконец-то завел машину. Автомобиль был новенький, Сизлак приноравливался к нему второй день. Пересесть на Додж Дюранго после довольно компактного Форда Мустанг было непривычно, но предыдущая машина пала жертвой пьяного клиента, который врезался в нее прямо возле таверны. К счастью, Мо в тот момент находился за барной стойкой, когда с улицы раздался ужасный грохот и металлический скрежет, а затем протяжно загудел автомобильный клаксон.
Невменяемый водитель, надиравшийся в его баре буквально пять минут назад, в результате аварии совсем не пострадал, банально вырубившись за рулем своего Ленд Ровера и пуская слюни во сне. А вот передняя часть машины Мо тогда превратилась в покореженную гармошку. Он не слишком расстроился из-за этого инцидента, поскольку, во-первых, его самого в тот момент в салоне не было, во-вторых, страховка покрывала все убытки, а в-третьих, тот автомобиль ему уже порядком надоел. На самом деле Сизлак любил большие машины, в которых его не преследовало гаденькое ощущение, что вот-вот соприкоснешься задом с асфальтом.
Злосчастный красный Мустанг он купил в состоянии эйфории от всех произошедших с ним тогда событий просто, чтобы выпендриться: первая крупная прибыль от массовых продаж собственной марки бурбона слегка вскружила ему голову. Сизлаку вообще тогда казалось, что он попал в некую альтернативную версию своей собственной жизни – там, где ему хоть в чем-то повезло и все не пошло крахом на следующий день. Хотя сама история начиналась, как обычно, – хуже некуда.
Слишком затяжная депрессия, слишком, на взгляд Мо, счастливые и безучастные к нему люди вокруг, очередная попытка суицида, закончившаяся неудачей. Хотя сейчас он с содроганием думал о том, что было бы, не порвись тогда злосчастная веревка. Не было бы ни искреннего беспокойства друзей, ни поездки в столицу с целью растормошить и развеселить его. Гомер, Мардж и Ленни с Карлом тогда подарили ему костюм, который он теперь заслуженно считал счастливым. Неожиданный презент от действительно близких людей на самом деле поднял ему настроение. Сизлак в нем выглядел как-то по-другому и ощущал себя совершенно по-новому.
Казалось бы, на что может повлиять приобретение новой одежды? Но одно, на первый взгляд, незначительное изменение потянуло за собой цепочку всех остальных – встреча с бизнесменами, которых заинтересовали Мо и его бурбон собственного изготовления. Переговоры, собственная компания, а затем первое публичное предложение акций на бирже, которое по всем показателям было довольно успешным. Люди с охотой вкладывали деньги в производство алкоголя – стабильный источник прибыли при любых экономических изменениях.
Было странно, что ни на одном этапе становления его бизнеса с ним не случилось привычной череды несчастий, никакая дурацкая случайность не разрушила то, что так хорошо начиналось. Та, предыдущая версия Сизлака обязательно бы облажалась – в самый ответственный момент он бы остался без штанов или ляпнул что-нибудь такое, от чего люди, брезгливо скривив лицо, отвернулись бы и махнули на него рукой. Словом, в какой-то момент все пошло бы не так, как всегда. После того, как схлынул первый восторг от успеха, Мо, по мере возможности, постарался быть осторожным – думать, а потом действовать. Анализировать прошлый неудачный опыт. Не бросаться в омут с головой.
Было тяжело, но Сизлаку уже не раз в жизни приходилось проклинать свою импульсивность, а теперь у него были вполне реальные причины постараться ее обуздать.
Впрочем, в бизнес-кругах Мо все равно считали чудаковатым и грубым типом, но пока акции его компании росли в цене – все исправно ему улыбались. Его это вполне устраивало. Да и основную часть времени он все равно проводил дома в Спрингфилде, занимаясь организацией производства и своим баром.
Персонал таверны пришлось расширить и взять дополнительно еще одного бармена. Впрочем, и сам Сизлак старался чаще появляться в собственном заведении: клиентам нравилось, когда алкоголь им наливает парень, лицо которого изображено на этикетке бутылки. Даже если это не слишком симпатичное лицо. В этот раз концепция его таверны не претерпела никаких особенных изменений – это было частью истории «Бурбона Мо». Старая публика продолжала колоритно напиваться, занимая свои обычные места возле барной стойки, а новая потихоньку прибывала. Мо даже подумал, что стоило бы разузнать о возможности открытия филиала бара в столице.
Собственно, туда он сейчас и направлялся, но по другим делам: предстояла очередная встреча с Гленом и Кеном, а также обсуждение новой рекламной кампании, которую нужно было обязательно запустить ближе к концу года, к Рождеству. Сизлак очень надеялся, что рекламщики не будут настаивать на том, чтобы он изображал Гринча для серии каких-нибудь невероятно креативных праздничных билбордов.
С личной жизнью по-прежнему не везло. Конечно, на нем уже не горело неоновой вывеской клеймо абсолютного неудачника, что было несомненным плюсом. Теперь люди не шарахались от него так, как раньше, но и особыми успехами у девушек он похвастаться не мог. Несколько краткосрочных романов, заканчивающихся в очередной раз из-за его нетерпеливости и спешки, принесли ему только разочарование.
– Знаешь что, милый, – столичная девушка Мо, Тина, неизменно добавляла «милый» в конце каждого обращения к нему, это звучало до ужаса странно, – у тебя на лбу написано, что ты хочешь привязать к себе кого-нибудь до гробовой доски. Перестань смотреть на женщин с отчаянной надеждой на вечную любовь, это пугает гораздо больше, чем твоя специфичная внешность.
Тина была миниатюрной брюнеткой с карими глазами. Свои длинные волосы она собирала в высокий хвост. Работала на полставки в столичной библиотеке, а по выходным пекла вкусные шоколадные кексы, которые относила на продажу в кофейню рядом с ее домом. С Сизлаком они познакомились как раз в этой кофейне одним воскресным вечером. Тина рассказала ему о поэзии в древней Японии и обещала поделиться рецептом пирожных.
Они встречались около двух месяцев, то есть виделись пару раз в неделю, когда Мо приезжал по делам или просто так. Сизлак даже подумывал менять место жительства, но Тина наотрез отказалась от «нового уровня» отношений, объяснив это тем, что ее вполне устраивало развлекаться вместе, но не более того. После полученного ценного совета от уже бывшей на тот момент девушки Мо даже слегка растерялся, совершенно забыв прокричать в сторону захлопнувшейся двери: «Иди к черту!». Не то чтобы он и правда строил далекоидущие планы, но было обидно, тем более что Тина была права.
Он не строил иллюзии на тему того, что хоть одна из подмигивающих ему на вечеринках «для своих» симпатичных женщин, заинтересовалась бы Мо из прошлой жизни – владельцем разваливающейся таверны для отъявленных алкоголиков. В лучшем случае, они бы прошли мимо него на улице, а в худшем – перешли бы на другую сторону дороги, попытайся он завести с ними разговор. Впрочем, на случай очередного желания впасть в депрессию по поводу отсутствия отношений, у Сизлака осталась та самая оборвавшаяся веревка, которую он нежно называл «Моя петелька». Он носил ее с собой как напоминание о том, что всегда может быть намного хуже, чем сейчас.
Мо планировал пробыть в столице несколько дней. Уже этим вечером он был приглашен в качестве гостя на очередное светское мероприятие по случаю открытия какой-то очень модной выставки современного искусства. Глен и Кен, которые фактически стали его бизнес-ангелами, приняли в ее организации не последнее участие. Временами Сизлак думал, что в качестве «ангелов» они получали с его бизнеса неоправданно много, хотя с объективной точки зрения все было честно. Да и не существовало бы никакого «Бурбона Мо» без качественного финансового пинка под зад.
Сегодняшний план был довольно прост: немного выпить со своими инвесторами, кратко обсудить новую рекламную кампанию, которую нужно было запустить в декабре, рассказать пару анекдотов, распугать несколько симпатичных девушек попыткой сделать комплимент и, может быть, уйти в свой отель с какой-нибудь не очень красивой или достаточно пьяной. Мо выехал в столицу загодя и пока не особо спешил, тем более, что недавнее происшествие с его предыдущим автомобилем оставило неприятный осадок, так что гнать на полную на новой машине не было смысла. Дорога до города даже с черепашьей скоростью занимала максимум четыре часа. Он проехал мимо заправки, рядом с которой находилось небольшое придорожное кафе. Голодным Мо не был, потому не стал останавливаться, лишь немного притормозил, чтобы настроить приемник на новую волну.
С самого утра его преследовало странное предчувствие, будто должно случиться нечто важное. Это происходило с Сизлаком нередко и, как правило, в такие дни он ожидал какой-нибудь судьбоносной встречи. Находясь в своем баре, он иногда представлял, что сейчас откроются двери, и войдет Она. Или Он – после определенных событий в своей жизни Мо иногда думал и о таком варианте. Однако его снова и снова ждало разочарование. Люди заходили в его таверну пропустить стаканчик, но никого из них Мо не мог отнести к той самой или тому самому с заглавной буквы. Сизлак знал, что его действительно любят балбесы-друзья, для которых возле барной стойки всегда были свободны стулья, но ничего не мог с собой поделать: он все равно кого-то отчаянно ждал.
Подгоняемый собственными эмоциями и предвкушением чего-то особенного, Мо доехал до столицы на полтора часа раньше, чем запланировал – он никогда не был слишком осторожным водителем и его попытки не спешить не увенчались особым успехом. Впрочем, трасса была полупустая и хотелось слегка притопить педаль газа, подпевая радио и стараясь не фальшивить слишком сильно.
Он остановился в отеле “Добрый Лось” - в довольно комфортабельном районе города недалеко от центра. Это было достаточно большое шестиэтажное здание из серого камня с колоннами, украшавшими его центральный фасад. В окнах виднелись светло-зеленые гардины и солнцезащитные вертикальные жалюзи. С левой стороны от отеля находилась небольшая закусочная с неоновой вывеской «Кулинария домашней еды». Справа же располагалось здание парикмахерской. Обычно здесь было довольно тихо, что особенно нравилось Мо. Он приезжал сюда не в первый раз, и его все устраивало – и стоимость, и возможность привести кого-нибудь на ночь, и расположение. Сизлак пробыл в номере совсем недолго, выбрал свой любимый костюм для предстоящего вечера и отправился прогуляться по городу. Ему нравилось неторопливо прохаживаться по улицам столицы, представляя себя местным жителем, разглядывая прохожих и яркие витрины.
На входе в музей было не протолкнуться, хотя вечер по случаю открытия организовывался только для прессы и приглашенных гостей. Он поднялся по широкой лестнице, прошел через вестибюль и очутился в самом помещении музея. Миловидная девушка на входе проверила наличие его имени в списках, и только после этого широкоплечий охранник в строгом черном костюме открыл перед ним дверь в зал с самой экспозицией.
Выставка оказалась не очень большой и умещалась в одном просторном помещении, однако народу здесь толпилось предостаточно. В основном это были богачи, аристократы и бизнесмены, пришедшие для знакомства с нужными людьми и общения с деловыми партнерами. По всему периметру комнаты расположились видеокамеры, гости давали интервью репортерам местного телевидения. Мо легко влился в толпу, тем более теперь от него никто не шарахался, разве что косились иногда не слишком одобрительно, пытаясь скрыть это за вежливым интересом. Но по большей части ему было все равно – Сизлаку нравилось, когда его принимают за своего, из-за чего бы это ни происходило. И хоть светские мероприятия существенно отличались от неистовства несущейся за каким-нибудь несчастным толпы, жаждущей вершить суд Линча, чувствовать себя частью их было ничем не хуже.
Глен и Кен болтали с типом с фиолетовыми волосами, торчащими в разные стороны, вероятнее всего, тем самым художником, автором странноватой, на вкус Мо, выставки. Экспонаты являли собой всевозможные бытовые предметы – от полупустого ящика с гнилой картошкой до серии сюрреалистичных газетных коллажей.
– Привет, Мо! – поднял руку в приветственном жесте Глен, когда Сизлак с ними поравнялся. – Как успехи с новой рекламной кампанией?
– Еще не знаю, – Мо пожал плечами. – Совещание по ней только завтра после обеда.
– Мы посоветовали тебе очень хороших специалистов в этом деле, – сказал Кен. – Но ты все равно звони, если что. На примете есть еще лучшие, правда и услуги их на порядок дороже.
– Кстати, это наш партнер – Моррис Сизлак, – сообщил Глен парню с фиолетовой шевелюрой. – Автор бурбона «Старина Мо» и наш «злобный тролль».
Это была шутка, на которую полагалось улыбаться, что Мо и попытался сделать. Результат вполне оправдывал прозвище, которым с детства наградил его приятель Фрэнк, впоследствии скончавшийся из-за неосторожно продегустированного маринованного яйца. По правде говоря, Сизлак не особо противился этой кличке: было бы странно, если бы его прозвали очаровашкой. Неважно, как тебя называют, если все же принимают за вполне нормального человека и хотят иметь с тобой дело.
– А это Хью, автор всех представленных здесь шедевров, – лучезарно улыбнулся Кен.
– Очень приятно, – художник зыркнул на Мо из-за прозрачных стекол очков в толстой черной оправе и протянул руку. – А вы и правда злобный?
– Только по понедельникам, то есть как раз сегодня, – ответил Сизлак, отвечая на рукопожатие.
– Как вам моя выставка? – спросил Хью, с плохо скрываемой гордостью обводя рукой зал, возле каждой стены которого в притворном восторге ахали и охали люди.
– Вполне в духе современности, – выдал подслушанную несколько минут назад в толпе фразу Мо, и добавил уже от себя. – Особенно мне понравился заблеванный унитаз. Почти как в моем баре в худшие дни.
– Спасибо, рвота моя собственная.
– Кхм, – Сизлак поперхнулся, потому что, во-первых, перед этим как раз схватил с подноса разносчика какой-то бокал, не глядя, и отхлебнул достаточно гадкого и сладкого алкоголя, а во-вторых, совершенно не ожидал такой реплики. – Э-э-э, поверьте, очень реалистично, будто это сделал настоящий пропойца в настоящем баре.
– Вы так думаете? – Хью выглядел чрезвычайно довольным.
– Мо у нас эксперт в таких вещах, он, ко всему прочему, владелец небольшой таверны в Спрингфилде, – рассмеялся Глен. – Очень колоритное заведение.
– И как же оно называется?
– «Таверна Мо», – ответил Сизлак, почему-то чувствуя себя глупо.
– В стиле гиперреализма, мне нравится, – художник тряхнул фиолетовой челкой. – Обязательно зайду, если буду в ваших краях.
– Только унитаз с собой не берите, у меня там такие есть, – добавил Мо в попытке пошутить, после чего мужчины сдержанно рассмеялись.
– Боюсь, что до конца выставки этот арт-объект уже купят, – сказал Хью.
Сизлаку очень хотелось сказать, что он не забрал бы себе подобный шедевр даже с доплатой, но тут к художнику подлетела стайка восторженных барышень, очевидно, ценительниц современного искусства, и они заговорили о своем. Мо с его деловыми партнерами отошли немного в сторону для того, чтобы обсудить парочку финансовых вопросов. Пока они разговаривали, Хью с барышнями удалились в другой конец зала, а вскоре под благовидным предлогом ушли и Глен с Кеном, оставив Мо в одиночестве.
Он еще немного побродил по залам музея, присоединяясь к тому или иному разговору, в котором участвовали более-менее знакомые личности. Никаких судьбоносных встреч: выставка была откровенно скучной и непонятной для Мо, а все присутствующие предпочитали говорить об искусстве, делая вид, что они в нем разбираются.
Зачастую ради проведенной не в одиночестве ночи Сизлак готов был болтать о какой угодно ерунде, а также выслушивать совершенно неинтересные ему рассуждения. Но сегодня на это странным образом не было настроения.
В конце концов, Мо, однозначно оценив вечер как бесперспективный и скучный, тихонько выскользнул из здания музея. Сначала он хотел вызвать такси и поехать в отель, но затем решил прогуляться пешком – вечер был приятно прохладным, в самый раз, чтобы проветриться после пары бокалов алкоголя и сплошного разочарования от довольно унылой тусовки. Вечеринки на крыше возле бассейна или даже пьяные разговоры в его баре были на порядок занимательнее.
На улице уже стемнело, так что Мо немного заблудился, пытаясь найти дорогу до гостиницы: освещенные огнями улицы совсем не походили на те, которые он запомнил днем. Из чистого упорства он продолжал пытаться самостоятельно отыскать верный путь, мимоходом размышляя, как бы мог выглядеть его идеальный вечер и с кем бы он хотел таковой провести. С друзьями в собственной таверне? С привлекательной девушкой на одну ночь, которой можно навешать лапши на уши?
Задумавшись, Мо вышел на небольшую улочку, которая была на удивление плохо освещена. Ничего особо примечательного – несколько разбитых фонарей, мусорные баки и круглосуточный магазин, который светился вдалеке. Сизлаку показалось, что ему удастся срезать и выйти как раз на знакомую аллею, от которой до гостиницы буквально десять минут пешком. Так что он зашагал вперед, пытаясь в голове развернуть виртуальную карту местности и проложить нужный маршрут, но не прошел и пятидесяти метров, как споткнулся обо что-то большое и мягкое.
– Твою мать! – выругался Мо, приземлившись на асфальт ладонями и, что было особенно ощутимо, коленями. То, что стало причиной его падения, оказалось человеческим телом, лежащим посреди тротуара. Неизвестный, отдыхавший прямо на земле, тоже выругался, правда, слишком невнятно и неразборчиво, а затем звякнул об асфальт бутылкой. Что ж, очевидно, что это был очередной алкоголик на его жизненном пути. Очень не вовремя попавший под ноги.
Мо встал и отряхнулся, а потом вспомнил с десяток выражений покрепче: благо, его арсенал обесценной лексики был невероятно богат благодаря общению с собственными клиентами. На правой штанине брюк в районе колена зияла внушительная дыра, а ведь это – подумать только! – был его «счастливый костюм». Мо резко развернулся назад с явным намерением вытрясти душу из так неудачно подвернувшегося ему под ноги бедолаги, окончательно испортившего вечер и настроение. Сизлак не собирался действительно прибить его на месте, он и сам толком не понимал, что именно хочет сделать, когда привычным за долгое время общения с пьяными движением вздернул виновника своего падения на ноги, схватив за отвороты потертого плаща.
Этот пьяница был не слишком тяжелым – не сравнить с Барни – но абсолютно точно таким же невменяемым. Его голова безвольно свесилась на грудь, но, тем не менее, наглец все равно попробовал возмутиться: «Эй, я вообще-то здесь сплю!». Мо хорошенько встряхнул его, чтобы привести в чувство, насколько это было возможно, и уже открыл рот, чтобы разразиться гневной тирадой, как вдруг понял, что это лицо ему вполне знакомо. Было, конечно, достаточно темно, но не узнать оказалось невозможно.
В результате Мо застыл на месте с открытым ртом, так и не разжав пальцы. В качестве драматического штриха к ситуации об асфальт в наступившей тишине громко звякнула пустая бутылка, выпавшая из рук этого определенно хорошо знакомого Сизлаку человека.
Им оказался Вэйлон Смитерс, покинувший Спрингфилд два года назад.
Мо медленно уложил его обратно на тротуар, а сам сел рядом на бордюр: брюкам и так уже пришел конец, так что было все равно. Изначально спокойный вечер вдруг поменял вектор настроения на совершенно противоположный. Но главный вопрос, который сейчас беспокоил Мо: что делать дальше?
То есть, для той, предыдущей версии Мо – более озлобленной на весь мир и более индифферентной к пьяным телам знакомых – было бы характерно перешагнуть проблему и пойти дальше. Или даже пнуть ногой от досады. Он вовсе не был бесчувственным монстром и даже искренне жалел бездомных, в ночлежке для которых какое-то время околачивался в качестве волонтера. Но все никогда не было однозначно – Сизлак мог посочувствовать сиротам и регулярно ходить к ним в приют, принося игрушки и читая книги, а мог грубо послать попрошайку, пристающего к прохожим посреди улицы. Мог придумать хитроумный план, как спасти брак своего друга, а потом попытаться отбить у него жену. Мог… Да он много чего мог.
Словом, в отношениях с людьми и к людям у Мо никогда не было слишком просто. Тем более, некоторые сами выбирали свой способ жизни и на этих самых некоторых Сизлак без зазрения совести зарабатывал. Он, в конце концов, не врач и не священник, чтобы отговаривать кого-либо выпить еще. Мо, конечно же, берег своих пьяниц, отбирая у совсем наклюкавшихся ключи от машины и щедро разбавляя алкоголь водой, но всегда был только за, если кто-то просил повторить.
В этой ситуации все казалось каким-то неправильным. Вэйлон Смитерс в понимании Мо не должен был валяться настолько пьяным, словно мусор посреди тротуара. То есть, он видел Смитерса под действием алкоголя раньше, но совсем не в таком доведенном до абсолюта варианта. Нужно было что-то предпринять. Да и где был бы сам Мо, отвернись от него все друзья в один из самых критических моментов в жизни?
Хотя другом Вэйлон ему не был – и это стало еще одной причиной, по которой уже вполне успешный предприниматель Мо Сизлак сидел на бордюре, опустив руки, и лихорадочно соображал, какие действия стоит предпринять. Ему вообще-то до сих пор было сложно точно сформулировать, какие отношения их связывали тогда, чуть больше пары лет назад.
Мо точно помнил, что первым поцеловал Вэйлона – ради интереса, конечно. Заходить дальше в удовлетворении своего любопытства относительно однополых контактов он изначально не планировал. Но когда он вообще в своей жизни что-то успешно планировал и, главное, воплощал в жизнь? Поэтому, можно сказать, что так само собой получилось.
Получилось, что Смитерс проявил к нему взаимный интерес.
Получилось, что они вдруг оказались в одной постели – при этом Мо был уверен, что сам настаивал на подобном развитии событий.
Получилось, что их тайные встречи затянулись на несколько долгих месяцев, и все это стало самым странным, самым новым, самым обыденно похожим на отношения, что вообще случалось с Сизлаком.
Можно было бы списать произошедшее на крайнюю степень отчаяния Мо, но это была бы неправда. Вэйлон ему действительно нравился.
Он искренне интересовался жизнью Сизлака и лишь пожимал плечами, когда тому удавалось сморозить очередную бестактность или попасть в крайне дурацкую ситуацию. Мол, со всеми бывает.
А еще неожиданно часто его касался – когда никто не видит, конечно – и просто так, и с вполне определенными целями, но всегда это совершенно по-особенному действовало на самого Мо. Или, может, дело было в улыбке Вэйлона? Почти смущенной, как казалось на первый взгляд.
Или это было затаенное одиночество напополам с надеждой в глубине глаз? Наверное, именно этим они оказались слишком похожи.
В любом случае Мо изначально даже и не думал называть это отношениями – скорее, думал он, каждый из них просто спасается каждый от своего одиночества. К тому же, Смитерс был болезненно, фанатично и до отчаяния влюблен в своего начальника.
Сизлак не пытался даже представить себе, что такого особенного Вэйлон нашел в этом вздорном старикане Монти Бернсе. Но он прекрасно понимал, что значит быть повернутым на ком-то, кто никогда не ответит тебе взаимностью, и бессмысленно надеяться, надеяться, надеяться...
И нет, это вроде не слишком беспокоило Мо: в конце концов, он не претендовал на руку и сердце Смитерса, им просто было неожиданно неплохо вместе. К тому же, Сизлак упорно убеждал себя, что он ведь до сих пор не гей, просто так получилось. Почему бы и нет? Ох, каким же он был идиотом тогда! Не по поводу оценки своей ориентации, а относительно ситуации в целом.
Они с Вэйлоном не расстались врагами или неприятелями, на самом деле все закончилось так же внезапно, как и началось. Резко и в один день.
После внезапной и скоропостижной смерти Монтгомери Бернса от какой-то неизлечимой дряни Вэйлон просто уехал в столицу, чтобы начать новую жизнь. Попрощался и отчалил, увозя с собой все свое горе, которое не мог вместить и понять Спрингфилд.
Мо вовсе не являлся любителем слишком часто перебирать в памяти события прошлого – как правило, это неизменно порождало целую уйму сожалений и, как следствие, благодатную почву для новой депрессии. А именно в данный момент уж точно не было времени на ностальгические воспоминания: первый проезжающий мимо патруль гарантированно задержал бы и его, и Смитерса. Последнего – за «отдых» в общественном месте, а самого Мо – просто так, за компанию, просто потому, что такой уж неудачный у него выдался вечер.
Так что Сизлак решительно поднялся и, наклонившись, громко сказал лежащему на земле в полной отключке Вэйлону:
– Не знаю, приятель, какие у тебя были планы на сегодня, но теперь мы едем ко мне в гости.
Поднимать Смитерса оказалось жутко неудобно: он все никак не хотел хотя бы делать вид, что стоит, а также забрасывать руку на плечо Мо. При этом его хватало на то, чтобы бормотать что-то еле идентифицируемое, вроде: «Я ничего не нарушал, офицер, я просто прилег отдохнуть на пару минут».
Наконец придав своей ноше более-менее похожее на вертикальное положение и обхватив за талию для надежности, Мо фактически потащил его по улице в обратном направлении, откуда пришел сам. Освещенный перекресток, где можно было поймать такси, был совсем недалеко. Хотя с учетом того, как Вэйлон выглядел и как от него разило алкоголем вперемешку с помойкой, надеяться на быстрый успех особо не стоило.
Мо пожалел, что оставил свою машину на парковке возле гостиницы, хотя тогда он, конечно же, не споткнулся бы о Смитерса в темном переулке. Сложно сказать, стал бы такой исход событий лучшим или худшим, да и проверить возможности уже не было.
Тащить на себе пьяного – все равно, что волочь тяжелый чемодан без ручки. Хорошо хоть Вэйлон не сопротивлялся, иначе Мо готов был поклясться, что оставил бы его здесь. Хотя кого он обманывал? Конечно же, не оставил бы: уж если он вбивал себе в голову очередную дурацкую идею, то предпочитал доводить дело до конца. А в том, что затея закончится какой-то неимоверной задницей, он почти не сомневался.
На перекрестке Мо присел на стоящую под фонарем скамейку, чтобы передохнуть, перед этим почти успешно и не слишком аккуратно усадив на нее Вэйлона.
– Какого хрена я вообще делаю? – пробормотал Мо, переведя дыхание и разглядывая Смитерса при ярком свете уличного фонаря.
Его черты лица заострились, лицо покрывала неровная щетина, а волосы своей длиной немного напоминали о временах хиппи. Каким-то чудом на Вэйлоне все еще держались его неизменные очки, правда, правый их окуляр покрывала сеть мелких трещин.
С исследовательским интересом Мо обшарил карманы его потасканного и грязного бежевого плаща. Судя по размеру, вещи были с чужого плеча: видимо, получены они были в какой-то городской ночлежке. Действительно, в карманах обнаружились талоны на ночевку в приюте для бездомных, некоторые из них были уже трехмесячной давности, а другие – совсем новые. Кроме того, с собой у Смитерса оказалась порядком затертая идентификационная карта. Было даже странно, что она не потерялась до сих пор. Что ж, тем лучше: значит, в отеле все должно пойти без проблем. Сизлаку, конечно, приходилось пару раз приводить туда девушек, но вот с мужчиной явно бомжеватого вида в качестве гостя могли возникнуть некоторые сложности.
На самом деле Мо совершенно не представлял, что должно было случиться с Вэйлоном, который всегда аккуратно раскладывал свои поло в шкафу стопочками и по оттенкам, а еще гладил носки, чтобы тот шатался по улицам в таком виде, беспробудно пил и ночевал в приютах.
– Даже не думай отвертеться, – строго сказал он полулежащему на скамейке Вэйлону, глаза которого были закрыты, а рот, наоборот, приоткрыт. – Завтра ты мне все расскажешь.
Любопытство Мо всегда было сильнее его, а уж когда дело касалось отдельных людей, и подавно.
С такси неожиданно повезло. Ну, почти – уже третий проезжающий мимо водитель мало того, что остановился, так еще и согласился подкинуть их до гостиницы. Правда, платить пришлось по двойному тарифу, но выбирать особо было не из чего. Не торчать же здесь всю ночь! Таксист оказался охочий до разговоров и, как только Мо впихнул на заднее сиденье Вэйлона, а затем и себя, прокомментировал:
– Как замечательно, что есть еще отзывчивые люди, помогающие бездомным!
– Эй! Мой приятель просто слегка перебрал! – возмутился Мо, даже сам почти веря в это.
– Да, и основательно повалялся на помойке, – хмыкнул водитель.
– Была тяжелая неделя, – проворчал Сизлак. А Смитерс, лежащий головой у него на коленях, будто в подтверждение этих слов, громко икнул.
– О, не сомневаюсь! – отчего-то радостным тоном, за который захотелось ему врезать, добавил таксист. – Только стекло там опустите, а?
Сам Мо был практически равнодушен ко многим вещам, которые вызывали у людей брезгливость, но окно открыл. По большей части из-за надежды на то, что это поможет Вэйлону прийти в себя немного быстрее. На выходе из машины Смитерса стошнило: было просто прекрасно, что это не произошло в самом такси или на входе в гостиницу. Или же прямиком Мо на ботинки. Можно сказать, повезло.
Несмотря на косые взгляды в их сторону, на ресепшн отеля все прошло относительно гладко. Мо, стараясь удерживать равновесие и Смитерса одновременно, выложил на стойку администратора идентификационную карту своего позднего посетителя и даже попытался изобразить улыбку.
– Приятного пребывания вам и вашему гостю, – невозмутимо пожелала им девушка, быстро внеся необходимые данные в компьютер и вернув документ. – Горничная принесет вам еще один комплект ванных принадлежностей.
– Спасибо, – пробормотал Мо, уже ввалившись вместе со своим «чемоданом без ручки» в лифт. Казалось, что, как только дверцы лифта захлопнулись, и девушка за стойкой, и ночной охранник захихикали. А может, это была просто игра воображения, но Мо в любом случае не отказался, если бы Вйэлона стошнило еще раз, теперь уже прямо в лифте. Сизлак чувствовал себя жутко уставшим и мечтал только о том, как быстрее дойти до номера, но его везение закончилось, как только открылись двери лифта. Вэйлон, до этого момента пребывавший в состоянии тряпичной куклы, вдруг активизировался и начал вырываться, довольно громко выкрикивая:
– Куда вы меня тащите? Оставьте меня в покое!
В попытке его удержать Мо запутался сначала в безразмерном потертом плаще Смитерса, а затем и в собственных ногах, в результате чего они вдвоем грохнулись на пол. При этом он приземлился аккурат на Вэйлона, который сдавленно охнул и сразу затих.
– Я очень надеюсь, что ты там жив и что меня утром не обвинят в похищении людей, – пробормотал Сизлак, поднимаясь на ноги и нашаривая в кармане ключ. Смитерса в результате он просто втащил в номер, взяв под руки, а затем прислонил посидеть возле стены.
Защелкнув замок, сам Мо наконец выдохнул и тяжело привалился к двери спиной. Он чувствовал себя полным идиотом – такое родное, знакомое ощущение! – вымотавшимся и слегка растерянным. Ведь можно было отвезти Смитерса в больницу или куда там обращаются в таких случаях? «Ага, а потом приходить почитать ему книжку в приют для бездомных», – саркастично добавил внутренний голос.
Вэйлон тем временем открыл глаза и, глядя перед собой остекленевшим и пьяным взглядом, довольно отчетливо проговорил:
– Офицер, меня зовут Вэйлон Смитерс, и у меня нет дома. У меня вообще никого и ничего нет.
Мо замер на месте, будто приклеенный: последняя фраза точь-в-точь повторяла ту, что он сам сказал по телефону автоответчику «Линии для самоубийц», стоя на стуле с петлей на шее. Возможно, это просто какая-то крайняя степень отчаяния, которое люди даже озвучивают одинаково, но было немного жутковато. В довершение ко всему, Вэйлон начал тихо всхлипывать.
– Стоп! – возмутился Мо, наконец отклеившись от двери, и, наклонившись к нему, взял за плечи. – Давай только без пьяных рыданий, ладно?
Тем не менее, Смитерс, который явно не видел его и слабо понимал, где находится, продолжал всхлипывать, а глаза его наполнились неподдельными слезами. Не раздумывая, Мо влепил ему качественную пощечину, чтобы хоть немного вернуть в реальность.
– Вэйлон, ты не в полиции, – заговорил он как можно спокойнее, помахав рукой у него перед лицом. – Привет, это Мо! Ты меня вообще видишь?
– Привет, Моррис, – безучастно произнес Смитерс, фокусируя на нем взгляд. – Ты моя алкогольная галлюцинация?
– Нет, я сегодня исполняю роль твоей мамочки, – проворчал он в ответ. – Хотя ее, наверное, инфаркт бы хватил от твоего вида. Кстати, она хоть жива вообще? А впрочем, неважно. Встать можешь?
Вэйлон отрицательно помотал головой, его взгляд снова потерял фокус. Мо пришлось самостоятельно ставить его на ноги и вести в ванную. Большую часть взрослой жизни Сизлак провел, окруженный алкоголиками, потому что именно любители выпить были основным его источником дохода. Соответственно, Мо умел обращаться с пьяными – мог мастерски игнорировать или же успокаивать особо агрессивных, вышвыривать за дверь засидевшихся и неадекватных и даже убирать последствия их возлияний. Но практический опыт заботы о крепко перебравшем человеке заканчивался на умении вовремя полить его холодной водой из стакана или насильном изъятии ключей от средств передвижения. Что ж, очевидно, что в этой ситуации стакан воды вряд ли бы помог, тем более, Смитерса нужно было не просто полить водой, а еще и отмыть.
В том, чтобы раздеть человека и запихнуть его под душ, не было совершенно ничего экстраординарного, но у Мо почему-то все равно подрагивали пальцы. Скорее всего, сказывалась физическая усталость и адреналин. Тем более, когда-то ведь он уже делал это, правда, совсем при других обстоятельствах. С чего бы тут волноваться?
Вэйлон совершенно не сопротивлялся, пока его выпутывали из потрепанного плаща, стаскивали рубашку и футболку, но перехватил руку Мо, когда тот взялся за пуговицу на джинсах.
– Я всего лишь собираюсь отправить тебя в душ. Смитерс, прием! Ты хоть соображаешь, где находишься? – спросил Мо, стаскивая его брюки и белье, и подталкивая в сторону душевой кабины.
– Да. Нет. Не знаю, – Вэйлон неуверенно шагнул туда, весь как-то съежившись, и осел на пол, обхватив колени руками.
– Ладно, дорогуша, – Сизлак сбросил с себя помятый пиджак и закатал рукава рубашки. – А теперь мне придется тебя помыть. Вставай.
В своей жизни Мо довелось заниматься множеством разных вещей, например, поливать водой из шланга американского ламантина у себя в подсобке или убирать говно за пандой. Но вот мыть кого-либо из знакомых в душе ему еще не приходилось, поэтому он чувствовал себя слегка неловко. Он прикасался к уже расслабившемуся под теплыми струями воды Вэйлону осторожно, будто боясь сделать больно. Смитерс не выглядел хрупким, скорее – заметно похудевшим, кроме того, на руках и ногах у него то тут, то там виднелись разной степени давности синяки, что было совсем неудивительно для человека, который ночует где попало и не пойми в каком состоянии. Пока Мо мыл ему голову и смывал шампунь, с методичной сосредоточенностью пропуская между пальцев сильно отросшие пряди, Вэйлон делал отчаянные попытки заснуть, опять сползая по стенке душевой вниз. Так что Мо выключил воду и не без усилий кое-как завернул его в единственный имеющийся в номере банный халат.
Уже на выходе из ванной Вэйлон вдруг поднял на него почти осмысленный взгляд – хотя, конечно, без очков его глаза казались еще более пьяными – и, глядя в упор, довольно внятно произнес:
– Налей мне еще яблочного мартини, Мо!
– Нет уж, приятель, – хмыкнул Сизлак, доведя его до кровати и без особых церемоний уронив на нее. – На сегодня тебе хватит, говорю как бармен со стажем. Ты и так можешь дыханием заспиртовать муху.
– Знаешь, а ты очень, очень реалистичная галлюцинация, – пробормотал Вэйлон, утыкаясь лицом в подушку.
– Ты даже не представляешь насколько, – негромко ответил Мо, стащив с него влажный халат и набросив сверху одеяло. Ему и самому срочно нужно было в душ: рубашка намокла и неприятно липла к телу, что только усилило ощущение, что он и сам провел ночь в мусорном баке. Или даже пару ночей.
Себе Мо настроил душ погорячее: какое-то время он просто стоял, уткнувшись лбом в прозрачную стенку кабинки и подставив плечи под щекочущие кожу струи воды. Вот уж споткнулся, так споткнулся! Не самая удивительная встреча в жизни, но сегодня вечером Сизлак этого уж точно не ожидал. Действительно, его бы меньше удивило прибытие из будущего робота-алкоголика или нашествие инопланетян с зелеными щупальцами.
Уже в комнате, переодевшись в пижаму, Мо пару минут сидел на краешке кровати, будто на что-то решаясь, а затем быстро лег на свою половину, отобрав у Вэйлона часть одеяла, в которое он успел завернуться с головой.
Тот лежал на кровати боком, свернувшись почти в позу эмбриона, и мелко дрожал – сказывались последствия алкогольной интоксикации. Вздохнув, Мо подвинулся ближе и обнял его со спины, практически утыкаясь носом в шею.
Он помнил, что Смитерс любил объятия.
Такое вот у них выходило очередное взаимосовпадение.
Слегка подсохшие волосы Вэйлона щекотали ему щеку, а в горле комком застряло горькое ощущение, похожее на нежность.
Вряд ли бы кто-то, даже из числа тех, кто знал Мо давно, был способен заподозрить его в излишней сентиментальности. Но на самом деле растрогать его было намного проще, чем разозлить.
– Какой же ты все-таки стал костлявый, – проворчал Сизлак, устраиваясь удобнее.
Минут через десять Вэйлона перестало трясти, он задышал ровнее и спокойнее. Проваливаясь в сон, Мо подумал, что это был не такой уж и плохой вечер.
Нескучный.
И он точно провел его не в одиночестве.


Waylon Smithers 'Rain and memories' by marla666 on DeviantArt

Глава 2. Новая жизнь

Если бы в реальность можно было не возвращаться вовсе, навсегда оставшись в состоянии измененного сознания и физической нечувствительности, Вэйлон выбрал бы именно этот вариант. Но пробуждение всегда оказывалось неизбежно, как и сопровождающий его последнее время коктейль из головной боли, тошноты и невыносимой жажды, приправленный почти осязаемым чувством ненависти к себе. Медленно перевернувшись с бока на спину, Смитерс осознал, что понятия не имеет, где находится. Во-первых, кровать была удобная, не сравнить с жесткими лежанками в ночлежках или камере полицейского участка, во-вторых, кто-то заботливо укрыл его одеялом, обычным одеялом, а не каким-то тряпьем сомнительного происхождения. Конечно, внезапные бонусы не слишком улучшали общее самочувствие, тем более что под пресловутым одеялом он лежал совершенно голый и это слегка настораживало.

Вэйлон попытался восстановить в памяти, чем же закончился вчерашний вечер после выпитой в безлюдной подворотне очередной бутылки дешевого портвейна, но сознание упорно подсовывало ему сплошной белый шум. Хотя нет: внезапно удалось зацепиться за вполне реальное впечатление, что его куда-то тащили. Но кто, куда и зачем — информация по этим вопросам пока отсутствовала, покоясь где-то в недрах затуманенного алкоголем мозга. Единственным вариантом побыстрее разобраться в ситуации было открыть глаза и осмотреться, но делать это совершенно не хотелось. А вот желание пролежать, не двигаясь, пару вечностей и еще немного, наоборот, не отпускало. Собравшись с мыслями, Смитерс осторожно ощупал кровать рядом с собой — она оказалась пуста. Не самый плохой вариант, но к пониманию происходящего он не приближал. Вздохнув, Вэйлон попытался разлепить опухшие веки и одновременно сделал попытку сесть. Нехитрая физическая активность принесла очередную вспышку боли: в голове будто включили отбойный молоток, а глаза пекло огнем. Со стоном помассировав пальцами виски и несколько раз моргнув, он попытался осмотреться — очертания расплывающейся перед взглядом комнаты напоминали номер отеля. Куда же его занесло?

Пошарив трясущимися рукой по прикроватной тумбочке и чуть не опрокинув какой-то стакан, Вэйлон нашел свои очки. Мир снова обрел относительную четкость и тошнотворную реалистичность. Он действительно находился в номере одного из столичных отелей — «Добрый Лось», рекламная брошюра которого лежала как раз на том же месте, где он нашел очки. Вполне пристойном номере, без клопов и с чистым постельным бельем. Голый. Чудом не полетевший на пол стакан оказался наполнен водой, и Смитерс, недолго думая, выпил ее до последней капли. Наверное, он бы сделал это, даже зная, что туда подсыпали отраву. А, может, даже с еще большим удовольствием. Что ж, по крайней мере, язык отлип от неба, и показалось, что стало немного легче дышать.
Но осмотреться как следует не удалось. В коридоре послышались быстрые шаги, а затем входная дверь, клацнув замком, распахнулась. Совершенно не задумываясь, Вэйлон рывком попытался, как мог, накинуть на себя лежавшее на кровати одеяло. Мало ли, кто собирался сейчас войти.

Он даже не слишком сильно удивился, когда на пороге комнаты возник Мо Сизлак со стаканчиком кофе в руке. Память услужливо подкинула обрывки картинок, явно относящихся к вчерашнему вечеру. Оказалось, что это был не сон, надо же.
— Я бы пожелал тебе доброго утра, Вэйлон, но оно у тебя явно выдалось не очень, — Мо поставил кофе на тумбочку, встал напротив кровати, засунув руки в карманы и пристально глядя на него.
— Так ты не галлюцинация, — пробормотал тот, поежившись и поправив на себе одеяло.
— Как видишь.
— Ладно. Что вчера произошло? — Вэйлон чувствовал, как против воли почему-то злится. На себя, на ситуацию, на то, что ничего не помнит.
— Если коротко, то я о тебя споткнулся прямо на улице, — Мо подошел к небольшому холодильнику, располагавшемуся в номере, и вытащил из него бутылку воды. — Упал, испортил свой любимый костюм и был настроен тебя убить.
— У меня не было коварного плана попадаться тебе под ноги, — сказал Вэйлон, поморщившись от очередной волны головной боли. — Извини. Так почему я все еще жив?
— Это было бы слишком гуманно, — Сизлак налил в стоящий на тумбочке стакан воды и бросил туда пару шипучих таблеток.
— Действительно, я сейчас немного огорчен, что не умер вчера, — Смитерс на несколько секунд зажмурился, а затем снова открыл глаза. Мо никуда не исчез. — Так, и что я здесь делаю?
— Злобствуешь на себя и весь мир, вероятно, — проворчал Сизлак, всучив ему в руки стакан с почти растворившимся лекарством. — На, пей. Обычно в таких случаях я или наливаю клиентам что-то покрепче воды, или делаю фирменный, невероятно гадкий на вкус антипохмельный коктейль по собственному рецепту, но сейчас это все, что есть.
— Фирменный коктейль? — Вэйлон сжал в руке стакан, глядя на пузырящуюся поверхность воды. — Почти как в «Дживсе и Вустере».
— Почти как где? — спросил Мо.
— Неважно, — вздохнул Смитерс, залпом осушив стакан и вернув его на тумбочку. — Долго рассказывать, а я просто не в состоянии произносить длинные речи. Во всяком случае, сейчас.
— Словом, я пригласил тебя в гости, запихнул в душ, а потом уложил спать, — сказал Сизлак, почему-то немного смутившись. — Теперь надеюсь, что в качестве компенсации за неудобства и, конечно же, мой сраный бывший счастливый костюм ты сходишь со мной поужинать. У меня в столице не слишком-то много приятелей, с которыми можно провести вечер вместе.
— Мо, боюсь, из меня последнее время не очень хороший собеседник, — вздохнул Смитерс, — к тому же, вряд ли меня пустят в любое пристойное заведение города.
— До вечера еще куча времени, — Мо скрестил руки на груди. — Мы успеем тебя нормально одеть. Кстати, ты в курсе, что тебе нужны новые очки?
— Постоянно об этом забываю, — ответил Вэйлон, махнув рукой. — А на все остальное у меня и подавно нет…
— Я понял, — перебил его Сизлак, — у тебя нет денег, и ты живешь на улице. Если тебе так будет удобнее, считай, что я все это сделаю в долг под проценты. Ты можешь, пока еще не поздно, продать одну из почек за полцены на черном рынке. Хотя учитывая, как упорно ты себя уничтожаешь, может только за треть цены.
— У меня давно уже одна почка, Мо, — возразил Смитерс и тихо добавил. — Вторую я когда-то отдал мистеру Бернсу.
— Надеюсь, не для того, чтобы он сожрал ее на завтрак, — Сизлак сощурил глаза и, ненадолго задумавшись о чем-то своем, сказал. — Всем иногда нужна бывает помощь.
— Я не прошу о помощи, — он попытался возмутиться, но получилось не слишком убедительно. — Зачем тебе вообще понадобилось со мной возиться?
— Наверное, по статусу злобного монстра, мне стоило переступить тебя и пойти дальше, — Мо криво улыбнулся.
— Я никогда не считал тебя монстром, — возразил Вэйлон и тут же застонал от очередной накатившей на него волны головной боли.
— Тогда не вижу смысла сопротивляться, — сказал Сизлак и подошел на шаг ближе. — Вэйлон, что с тобой вообще стряслось?
— Новая жизнь, — хмуро ответил тот.
— Мне кажется или она не задалась? Знаешь, из меня неважнецкий утешитель, но иногда помогает с кем-то поговорить, а я умею слушать.
— Нечего особо рассказывать.
— Ну, значит, я попытаюсь развлечь тебя парой историй. Знаешь, хорошие вещи иногда случаются.

Смитерс поднял взгляд и какое-то время молча смотрел на стоящего совсем близко Сизлака, будто видел впервые. Это вроде был все тот же человек, но и не тот одновременно. Что-то неуловимо изменилось в нем, а, возможно, это сам Вэйлон так изменился, что воспринимает его по-другому. Мо был одет в темно-синий деловой костюм, довольно дорогой на вид, держался чуть более уверенно и свободно, чем раньше. Но самое удивительное было в том, что он говорил.

— Наверное, я до сих пор лежу пьяный в отключке и вижу все это во сне, — сказал, подумав, Смитерс. — Потому что последний, кто стал бы убеждать меня, что жизнь — не дерьмо, так это ты.
— Я такого не говорил, мир до сих пор не похож на идеальный, где один носок никогда не теряется, а туалетная бумага не заканчивается в самый неподходящий момент, — пожал плечами Мо. — И ты прекрасно знаешь, что на большинство проблем и жалоб у меня один совет, которым я сам крайне редко пользуюсь: сесть и заказать выпить. Но в твоем случае это точно не поможет, скорее наоборот.
— Ладно, я так понимаю, что спорить или бежать уже бесполезно, — Вэйлон слабо улыбнулся и покорно вздохнул. — Сегодня я полностью в твоем распоряжении.
— Отлично, — Сизлак взглянул на часы. — Ты пока приходи в себя, а у меня срочная деловая встреча. Можешь пользоваться всем, что есть в номере. Короче, чувствуй себя, как дома.
— Ага. Как дома, — невесело усмехнулся Смитерс и спросил. — Твои дела идут вполне неплохо?
— Лучше, чем раньше, — ответил Мо. — И лучше, чем можно было представить.
— Думаю, ты это заслужил, — констатировал Вэйлон. — Видел рекламу твоего виски. И, кажется, даже пил его.
— Серьезно? Кажется? Да такое невозможно забыть!
— Да, да. «Старина Мо». Или лучшее, что вы попробуете в своей жизни, или последнее». Очевидно, это было все же лучшее, но я точно не помню.
— Как раз это легко поправимо, — констатировал Сизлак и направился к двери. Уже распахнув ее, он обернулся и сказал: — Знаешь, Вэйлон, на самом деле я просто рад тебя видеть, несмотря ни на что. — И быстро вышел, не дождавшись ответа.

Смитерс еще какое-то время сидел в тишине комнаты, пытаясь понять, что ему нужно чувствовать по поводу настолько внезапно сложившейся ситуации. Из-за своего крайне разрушительного образа жизни в последний год он совершенно разучился правильно эмоционировать, будто забыл как это, большую часть времени ощущая растущую изнутри пустоту, в которой нет места ни радости, ни печали, ни другим подобным сколь бы то ни было сильным переживаниям. Когда-то Вэйлон читал про ангедонию как один из главных симптомов клинической депрессии, и теперь переживал это расстройство во всей его безликой и унылой красе. Вытаскивать себя из эмоционального болота не было ни сил, ни желания, но сегодня у него появился хотя бы небольшой стимул попытаться ненадолго притвориться нормальным. Было действительно любопытно, что такого внезапного произошло с Мо Сизлаком, который — ну надо же! — просто споткнулся об него на тротуаре столицы. Нарочно не придумаешь.

Он нехотя выпутался из одеяла и побрел в сторону ванной комнаты, чтобы как минимум умыться и почистить зубы. Мельком взглянув на свое отражение в зеркале, Смитерс с трудом сдержал желание отвернуться. К ощущению, будто в голове гудит довольно большой улей пчел, прибавилось впечатление, что эти самые пчелы его вчера порядком искусали. Вэйлон долго чистил зубы одноразовой гостиничной зубной щеткой, а потом не менее долго умывался холодной водой. Немного поколебавшись, он воспользовался бритвой Мо, избавившись от раздражающей щетины и даже умудрившись ни разу не порезаться. Наверное, это был единственный атрибут настоящего бездомного, которым Смитерс до сих пор так и не обзавелся — борода. Растительность на собственном лице раздражала его похлеще Гомера Симпсона в лучшие времена работы на АЭС, так что при первой удобной возможности Вэйлон пытался побриться, на короткое время после этого снова чувствуя себя человеком.

— Душ, меня спасет контрастный душ, — напомнил себе он и, собравшись с силами, шагнул в кабину, включая воду. Чередуя холодную и горячую, он простоял там около получаса, после чего ощутил себя если не живым, то, по крайней мере, достаточно чистым. Было странно, что он не помнил, как Мо раздевал его и мыл, ведь даже в состоянии почти полной отключки Вэйлон оставался крайне чувствителен к вторжению в личное пространство. Вполне возможно, подсознание идентифицировало его как своего или же Смитерс опустился до нового, ранее неизведанного уровня полного ухода из реальности — сложно было ответить однозначно.

Усилия, которые пришлось приложить, чтобы привести себя в некое подобие порядка, исчерпали и без того скудный запас энергии Вэйлона, в результате из ванной он вышел чуть ли не более разбитым, чем до нее. Так что ничего лучше, чем вернуться в постель, в голову не пришло. Думать о том, что в ближайшее время придется куда-то тащиться, имитируя социальную активность, пока было просто невыносимо.

На данный момент видеть знакомых из своей прошлой, такой далекой жизни Смитерсу не хотелось в принципе. Ему было и стыдно, и грустно, и тошно от осознания, что кто-либо будет осуждать его или жалеть. Казалось, он находится за той невидимой чертой, где все становится настолько по-другому, что объяснять или оправдывать себя уже бесполезно и совершенно не нужно. Пару раз он удачно избежал столкновения на улице с бывшими работниками станции и некоторыми горожанами Спрингфилда, которые знали его в лицо. Но вчера на его пути внезапно возник Мо, хотя если быть точным, то все получилось совсем наоборот. Что ж, это оказалось не так уж и плохо. Во всяком случае, Сизлак не смотрел на него с жалостью или осуждением, что уже являлось большим плюсом. Возможно, все дело в профессиональной деформации: действительно, с чего бы бармену испытывать подобные эмоции по отношению к тем, кто составляет большую часть его клиентуры? А может, причина в чем-то другом, более личном — в конце концов, в прошлом их связывало кое-что, целый совместный секрет тогда, полжизни назад.

Уютно свернувшись под одеялом, Вэйлон впал в состояние где-то посредине между сном и явью, поддавшись настроению и плывя по волнам воспоминаний. Во всяком случае, они пока еще оставались тем, что способно было вызвать в нем хоть какие-то отголоски настоящих эмоций, так непохожих на стыд и жалость к себе самому, которые он испытывал ежедневно.

Конечно же, затевая тогда совместное дело с Мо Сизлаком, Вэйлон и не представлял, к чему на самом деле все приведет. На тот момент ему во что бы то ни стало хотелось впечатлить мистера Бернса, а вариант казался вполне подходящим. В одном Смитерс точно оказался прав: они действительно заработали немного денег, и это было весело.

Вполне конкретный интерес Мо к самому Вэйлону был настолько же неожиданным, насколько и внезапно приятным. Смитерс совсем не предполагал, что его бизнес-партнер решит зайти в своем любопытстве дальше поцелуя, но был совсем не против. Он уже довольно давно не вступал ни с кем в подобие отношений, а бесплодные попытки достучаться до Монти выматывали настолько, что иногда хотелось повторить подвиг отца, захлопнув за собой дверь в помещение, где находится ядерный реактор. Так что, как вполне свободный человек, Вэйлон вполне мог позволить себе небольшое приключение.

Обычно его привлекали высокие и стройные брюнеты, вполне определенный типаж. Но по-настоящему и надолго цепляли, как оказалось, совсем не вписывающиеся в стандартные рамки привлекательности люди.
Не то чтобы Вэйлон однозначно сформулировал это для себя с самого начала. Скорее было похоже на «Да пошло все к черту, почему бы и нет?». Уже немного позже он оценил произошедшее между ним и Мо, как злобную иронию судьбы, настоящий сарказм: полжизни пытаться соблазнить натурала, чтобы в результате быть соблазненным натуралом самому. Даже странно, что это оказалось вполне неплохо. Настолько, что они с Мо увиделись еще раз, а потом и еще несколько.

Сизлак оказался удивительно отзывчивым к прикосновениям и особенно — вниманию к собственной персоне. Вэйлону было действительно интересно его изучать, а искренняя и удивленная реакция Мо на комплименты выглядела даже трогательно. Он являлся абсолютным и очевидным неудачником, но не из разряда тех, которым не везет из-за собственной лени и глупости — качеств, которые по-настоящему бесили Смитерса в людях. Сизлак был, наверное, даже слишком деятельным и изобретательным. Чего ему действительно не хватало, так это самую малость удачливости и дальновидности. Ну, и немного тактичности, конечно.
Словом, Вэйлон и сам не заметил, как увлекся больше, чем рассчитывал. Своеобразное грубоватое обаяние Мо действовало на него тем больше, чем лучше он его узнавал, и временами даже казалось, что при других обстоятельствах из этих встреч могло бы получиться что-то действительно стоящее.

Возможно, Смитерс еще долго болтался бы, как неприкаянный, между своей безответной влюбленностью в одного и недоотношениями с другим, чувствуя себя кругом и перед всеми виноватым. Или даже сделал бы вполне однозначный выбор, но в результате все тогда решил мистер Бернс. Он умер, и окружающая реальность для Вэйлона потеряла смысл.
Последние три дня жизни Монти, когда диагноз был уже известен, а исход предопределен, он еще тешил себя надеждой на хороший конец, на появление «бога из машины» — ангела с крыльями, черта с рогами, шамана с бубном — кого или чего угодно для разрешения ситуации.
Когда врачи зафиксировали время смерти, а затем увезли тело, Смитерс впал в состояние тупого оцепенения. Он провел следующие несколько дней, действуя на полном автомате — собирал вещи, решал все необходимые вопросы, приводил в порядок документацию на АЭС перед продажей новому владельцу. Даже сил заплакать у него не нашлось.
В этот раз все определенно было по-настоящему.
Кровоизлияние в мозг — ничего необычного, если подумать, такое сплошь и рядом случалось с другими людьми. Наверное, именно эта обыденность, учитывая характер Бернса и его склонность к авантюрам, выглядела до ужаса неестественно. Было трудно осознавать, что все закончилось вот так просто: никакой разъяренной толпы, безумия, несчастных случаев, побега в страны третьего мира, фатальных случайностей или катастроф.

Вместе с тем было и непривычно, и неприятно понимать, что всегда держаться с должным оптимизмом Вэйлону позволяла не любовь, не привязанность, а в первую очередь - надежда. Надежда на взаимность, надежда на счастливый финал, надежда на то, что вот-вот все будет так, как хочется, осталось лишь еще немного подождать. О, Монти мастерски поддерживал в нем это чувство, да и сам Смитерс немало накручивал себя, часто доходя от полного отчаяния до состояния чуть ли не эйфории за считанные минуты.
Но теперь надежда скончалась: были зафиксированы и причина, и время смерти.

Ему бы тогда почувствовать себя свободным — убитым горем, печальным, расстроенным, безумным — но наконец свободным. Но и этого не получалось. Без глупой и необоснованной надежды Вэйлон ощущал себя неправильным, неполноценным, совсем не собой. Словно наркоман без дозы, сплошная ломка, никакого просвета. Он больше не знал, во что верить и что ощущать.

Уехать из Спрингфилда куда подальше казалось самым оптимальным, даже единственно верным решением. Свалить, как можно быстрее. Практически перед самым отъездом он зашел попрощаться к Мо, это было необходимо. Понять и услышать, что все в порядке. Увидеть взгляд, полный затаенного ожидания, что Смитерс останется. Ожидания, которое Мо не мог ни толком осознать, ни позволить себе, как и Вэйлон — не уезжать. В этом городе все напоминало о Монти, принося почти физическую боль, где-то там, под ребрами. Там, где должно было быть сердце, которое за пару дней будто закаменело и перестало биться: приходилось даже прислушиваться к собственным ощущениям ночью — есть ли пульс или он тоже уже умер? В таком состоянии можно было и не заметить подобной мелочи.

Вэйлон не мог сказать, что в столице стало намного легче, хотя поначалу все шло вполне неплохо: хорошая работа в большой компании, куча приятных знакомств и возможностей, которыми на его месте воспользовался бы любой дурак. Смитерс не собирался менять место жительства, чтобы спать в ночлежках для бездомных, он думал начать новую жизнь. Стоило лишь учесть то, что к ней он не был готов. Даже если ты приезжаешь в незнакомое место с одним чемоданом в руке, очень сложно не привезти с собой целый мир из прошлого.
Возможно, именно этот незримый багаж стал тем, что в результате утащило Вэйлона на самое дно. Не сразу, конечно, ведь он и правда старался. Сменил три места работы за полгода. Правда, коллеги и начальство раздражали на каждом из них совершенно одинаково, просто потому, что они были совсем другими, совершенно неправильными. Смитерс раньше и не представлял, что его будут способны вывести из себя люди на порядок компетентнее и трудолюбивее, чем работники АЭС. Им даже ничего особенного не приходилось делать, просто заполнять собой крайне непривычную реальность вокруг.

Спасало только то, что рядом с домом, где он снимал квартиру, был бар, работающий до последнего клиента. Парень за стойкой, конечно, тоже раздражал, но это — только до третьего стакана виски. Потом реальность искажалась и становилась вполне терпимой.
С третьей работы он не ушел, а был уволен со скандалом. Не стоило несколько раз напиваться прямо посреди дня, но время до посещения бара тянулось совершенно невыносимым образом медленно. Собственно, на тот момент ему было уже все равно, как отреагируют на такое поведение на работе.
Дальнейшие события понеслись, словно в ускоренном режиме.
Вэйлон просыпался на автобусных остановках.
Приходил в себя на лавочках в парке и в полицейском участке.
Ночевал в заброшенных домах.
Он даже не мог точно сказать, когда именно его выселили из квартиры за неуплату аренды: просто в какой-то момент на двери сменили замки и заселили новых жильцов. Впрочем, забирать оттуда все равно было почти нечего: все тот же чемодан, в который вмещалась пара костюмов и немного личных вещей. Обжиться на новом месте так толком не удалось.
Падение оказалось стремительным и неизбежным. Говорить об этом не слишком хотелось, но сил на то, чтобы куда-то сбежать прямо сейчас у него просто не было.

«В конце концов, — подумал Вэйлон, обнимая подушку, словно единственное родное существо в этом мире, — вряд ли может стать еще хуже».
***